Когда началась война, Степану ТУРЧИНУ, уроженцу д. Медведное, едва исполнилось 17 лет. Он хорошо помнит, как плакала мать, услышав страшную весть о войне. Кроме него, в их крестьянской семье было еще четверо детей. И мать, как и все женщины деревни, очень переживала за своих детей и мужа.
В Медведное, расположенное в лесной глухомани, оккупанты наезжали редко, но, как говорится, метко. Грабили местное население, отнимали сельхозпродукты и живность: кур, свиней, коров… А в 1942 году начали хватать юношей и девушек для угона в Германию. Во время одного из таких налетов схватили и Степана. Молодых людей под усиленным конвоем отвезли на телегах на станцию Пхов, где погрузили в товарные вагоны и отправили в немецкое рабство.
В Дахау, где находился лагерь-распределитель, паренек из д. Медведное долго не задержался. Его отобрали для работы на Ziegelwerk (кирпичный завод), который находился недалеко от г. Мюнхена.
– Работа на заводе была очень-очень тяжелая, – вспоминает Степан Николаевич. – Многие не выдерживали. Однажды я решил бежать. Улучил момент, когда нас вели мимо стоявшего пригородного поезда, вскочил в последний вагон и затаился. Одежда на мне была приличная. Немка-напарница, которая со мной вместе на заводе работала, принесла мне брюки и рубашку. Правда, побег мой не удался. На поезде я добрался почти до самого Дрездена. На одной из станций увидел советских военнопленных. И мне так захотелось с ними заговорить! Я всего лишь перекинулся с нашими несколькими словами и вернулся в свой вагон. Но не успел даже присесть, как был скручен людьми в гражданской одежде. Я ведь тогда не знал, что повсюду были шпионы.
После допроса с пристрастием меня отправили в штрафной концлагерь, который находился на территории Чехословакии, в Судатской области. Не знаю, как я пережил три месяца настоящего ада. Постоянные издевательства, жестокие избиения, голод были уделом несчастных узников. Смерть за каждым из нас ходила по пятам. Но мне повезло: меня отобрали для работы на завод в городе Дрезден. Хозяин завода был из русских эмигрантов, поэтому к нам относился по-человечески.
Освободили нас советские солдаты. Немцы обстреливали завод, наши казармы – гибли не только узники, но и мирные немцы. Помню, когда я, вжимаясь в холодный камень, уже распрощался с жизнью, появились наши солдаты. Они улыбались и подбадривали нас, своей грудью заслоняли от вражеских пуль.
Когда сопротивление гитлеровцев было сломлено, нас, человек 200 призывного возраста, призвали в действующую армию. Правда, повоевать нам уже не довелось. В Дрездене мы встретили долгожданный День Победы. Радости нашей не было предела.
После войны я четыре года служил в армии (во Львовской области, на Украине). Местные жители нас называли «москалями» и не хотели, чтобы мы встречались с их девушками. Но, несмотря на все запреты, многие мои сослуживцы женились на западных украинках и остались там жить. Жаль, что они не научили своих детей и внуков с уважением относиться к людям разных национальностей, не привили почтения к памяти погибших советских солдат и к ветеранам Великой Отечественной войны, спасшим всю Европу от гитлеровского фашизма.
После демобилизации из армии Степан Турчин вернулся на родину, женился и вместе с семьей в 1954 году переехал в г. Ельск, где и живет поныне. Сбылась после войны и его детская мечта – стать водителем. Всю жизнь он проработал водителем: сначала в райфинотделе, а перед выходом на пенсию – в автобазе.
Оставшись вдовцом, Степан Николаевич часто вспоминает свою искалеченную войной молодость. Живет он в небольшом деревянном домике с сыном.
Жанна НАЙМАН
